Север и Восток Западного Морора занимают холмистые равнины, как следует обжитые лавикандцами. Там уже тысячи лет выдаются феоды и давно построены семейные замки брэ, там рядом стоят гегрийские деревни и почти неотличимые от них с высоты деревеньки туземцев, там высятся города, величайший из которых — Тагейн, столица протектората.

Лавикандцы пришли сюда давно и обжились крепко. Но все же и здесь, в местах, которые невнимательный взгляд мог бы принять за провинции метрополии, есть туземцы-морорцы. Их называют руони и адани — быть может, скорее по роду занятий, чем по антропологическим различиям.
 

История

Почти в любом популярном лавикандском справочнике (типа известной серии “Города колоний”, излюбленного путеводителя для вот уже трех поколений путешественников) можно прочитать, что руони и адани — два разных туземных народа. Может даже создаться впечатление, что народы эти мало связаны между собой и объединены только властью империи. В действительности, однако, это совершенно не так.

Увы, история руони и адани скрывается в настолько далеких даже по имперским меркам временах, что установить ее достоверно невозможно, а сами туземцы никакого иного положения, отличного от нынешнего, просто не помнят. Даже в их мифах не существует времени, когда не было бы правящей ими Империи.

Некоторые версии, однако, можно найти в трудах имперских историков. Так, есть мнение, что адани отделились от руони во времена военного вторжения империи — и современные сельские руони есть всего только продукт масштабной программы переселения, похожей на ту, что сейчас проводят лавикандцы в ареале Кивари. Другие этнографы яростно спорят с этой версией, считая, что, напротив, возникновение адани — результат массового сгона сельских оседлых руони с земли. Из-за военных действий они массово эмигрировали восточнее и перешли к кочевому хозяйству. Третьи утверждают, что дело всего лишь в переходе от руони к адани непримиримой части жречества, принесшей менее обустроенным адани отчетливый руонийский культурный компонент.

Но, так или иначе, сейчас руони и адани по сути представляют собой один народ: они говорят на одном и том же языке (родственном языку себави), исповедуют одну и ту же традиционную религию — культ Брума и Пигн, — отмечают одни и те же праздники и активно вступают в браки между собой. Но в то же время они зачастую настолько мало похожи друг на друга, что их действительно можно принять за два отдельных народа. Внимательные имперские авторы, однако, давно уже заметили их близость и говорят о едином “руони-аданийском” культурном комплексе. И действительно, различия между руони и адани явно не превышают различий между катарир и кафа, а кто в империи скажет, что катарир и кафа не один и тот же народ?

И руони, и адани сосуществуют с империей тысячелетия. Вероятней всего, правильней будет говорить не о том, что империя завоевала их 17-15 тысяч лет тому назад, а о том, что руони и адани как культуры возникли и сформировались уже под властью империи. Характерно в этом смысле, что самые ранние хроники завоевания колоний таких названий не знают, и древнейшее известное сейчас упоминание руони относится примерно ко временам династии Хэнхэй.

Адани упоминаются еще позже — впрочем, видимо, и их самостоятельная история (а значит, возможно, и самостоятельная история руони) длилась несколько дольше. Около семи тысяч лет назад, существенно до Пророка, состоялось последнее и самое крупное восстание в предгорьях. Напомним читателю, что как раз тогда на протяжении почти двух сотен лет в Империи происходила сперва скрытая гражданская война семейств Райн и Сэ, а потом и открытая — императора Тару III против них всех. На фоне высочайшей фазы бардака в метрополии некий лидер, именуемый в песнях скотоводов “Батюшка Зам”, каким-то образом скрытно организовал из адани вменяемую мобильную полупартизанскую армию. Война очень точно, со скидкой на древность, повторяла Тейнскую Двадцатисемилетнюю, и если бы Лавренций II лучше учил историю… Но специалист по той войне, отец нынешнего Владыки Юга, как раз был репрессирован, что должны помнить наши внимательные читатели.

Впрочем, это не важно. Важно то, что по результатам войны восемьдесят лет вполне официально просуществовало независимое царство Зам. Своего рода аданийская утопия и вольница. Потом, впрочем, войска Тару III похоронили этот уникальный в своем роде проект государственности адани и с этого момента до сегодняшнего дня обе части двуединого народа оказались под полной властью империи.
 

Культурный барьер

То, что отделяет друг от друга руони и адани — не барьер языковой или культурный, а прежде всего барьер социальный. Не вдаваясь в чересчур тонкие детали, можно сказать, что руони — оседлая часть этого туземного народа. Жители многочисленных маленьких деревень и городов — как имперских, так и своих собственных (о чем ниже). Адани, напротив, кочевники, причем — в отличие от всех остальных народов Морора — кочевники вечные. У них нет ни деревень в привычном нам смысле, ни даже сколько-то постоянных мест кочевья — только на праздники они собираются в более-менее традиционные места.

Соответственно отличаются и их занятия. В то время как адани занимаются скотоводством (преимущественно крупного рогатого скота), охотой и связанными с ними ремеслами, руони — крестьяне, строители, чернорабочие. Общество и тех, и других чрезвычайно жестко сегментировано. Профессиональная принадлежность как правило передается по наследству. Лишь в течение одного десятилетия своей жизни, с 15 до 25 лет, у руони или адани появляется возможности покинуть свою профессиональную и социальную группу и попытаться примкнуть к другой. Немаловажно, что при этом нередко руони переходят к адани (и, собственно, считаются адани), а адани — к руони. Чаще, впрочем, туземцы переходят из одной группы в другую в пределах своей половины их общей культуры — все-таки привыкшему к оседлой жизни сложно превратиться в кочевника, да и обратное превращение тоже, видимо, нелегко.

Хотя на сакральном уровне общество адани-руони не предполагает иерархии профессиональных групп, на уровне бытовых представлений эта разница прослеживается. Как правило руони пользуются большим уважением.

Интересно отметить, что в последние века явно наметилось движение на ассимиляцию адани. Все чаще они приходят в города и пополняют наименее почтенные профессиональные группы руони. А иногда, напротив, резко вырываются вперед, даже обгоняя своих городских соплеменников: адани нередко можно увидеть в туземных военных частях или на гладиаторских аренах, а значит встречаются среди них и полуподданные, и состоятельные.
 

Руони

Положение руони в колониях прямо определено двумя чисто экономическими факторами. В Западном Мороре рабы слишком дороги, чтоб их могли позволить себе держать даже небогатые горожане — как это происходит на Востоке. Но в то же время и труд кафа и гегра в городах колоний несколько дороже, чем в метрополии. Вследствие этого они редко стремятся занять наименее оплачиваемые и наиболее неприятные места: мусорщиков, золотарей, чернорабочих. Именно это место и занимают руони.

Но это только видимый лавикандцам пласт их культуры. Сами руони думают, что они прежде всего деревенские жители.

Эти деревенские руони в полной мере освоили специфическое лавикандское землепользование, восприняв его от гегра и себави. Выращивают сою и просо, разводят свиней. Большая часть этих туземцев-крестьян — рабы, а с полуподданством у них плохо — исторически их (в отличие от адани — причуды имперской традиционной бюрократии!) считают совершенно невоинственными и в войска не набирают. Впечатление, в общем-то, верное: ни одного крупного восстания на севере Западного Морора не было. Многие жители империи даже путают этих крестян-руони с себави, хотя опытный путешественник никогда такой ошибки не сделает: в деревне руони всегда найдется храм местного культа Брума и Пигн, да и архитектура домов совершенно другая.

Но руони отнюдь не только сельские жители — они живут и в городах. Причем, не только в имперских, но и в своих собственных. Это совершенно уникальная часть их культуры — со времен падения цивилизации мванами морорцы городов не строят.

Архитектура городов Руони довольно однообразна, но на свой лад искусна. Они в совершенстве, существенно лучше мкази, владеют каменной кладкой, но так и не сочли нужным усвоить от лавикандцев изготовление кирпичей. Их дома, сложенные из намеренно мало обработанного серого гранита предгорий, округлы и увенчаны невысокими башенками — будь то маленькие, по выражению некоего брэ, «каменные тыквы» на одну семью или массивные подобия лавикандских тулоу, поделенные на квартиры почти на имперский лад. Эти города окружены беспорядочно волнистыми стенами, если только по каким-то причинам местные имперские власти не запретили их строить. Бруму руони строят высокие на морорский глаз круглые башни, обычно верхние точки во всяком городе, храмы же Пигн напоминают брошенное наземь каменное яблоко.

Не сказать, что в их города запрещено входить лавикандцу — попробовал бы кто запретить. Просто в них нет ничего, что лавикандцу бы понадобилось, так что хотя многие видели эти города издали, мало кто кроме самих руони да вездесущих торговцев себави в них бывал. Касается это даже знаменитого Оргоя — туземного пригорода Тагейна, в котором живет около 30 тысяч морорцев.

Положение горожан-руони в своем роде исключительно. Добрые две трети из них не рабы — но и субъектами права они не являются. Говоря проще, имперские власти почти игнорируют сам факт их существования. Налоги за городских руони платят их наниматели, преступления среди морорцев ВОТом не расследуются (с чего бы тратить на это время?), в войска их не набирают, урожаи они не собирают и ничего не производят, кроме насущных ремесленных товаров для собственного употребления. А раз так — кому они нужны?

Однако, нужны. Городские руони — прекрасная и необыкновенно дешевая рабочая сила, и их активно нанимают предприимчивые кафа.

Всякий городской руони, возмужав, неизменно уходит на заработки в ближайший лавикандский город (или в лавикандский район, если он сам живет в городе колонистов). Беспрепятственно войдя в город с пайцзой, выданной городскими старейшинами в том, что он не раб, руони находит в городе родича и нанимается через него на самую паршивую работу, какую только можно представить.

Грязной и опасной работы в Западном Мороре хватает — от разгрузки руды до монопольного обслуживания тагейнской городской канализации. Много шуму в Метрополиии как-то еще при Лавике II наделала статья в “Молодом Лавикандце” о красильной мануфактуре в предместьях Тагейна — выяснилось, что из-за проблем с вентиляцией у рабочих-руони попросту выгорали легкие. А новые шли на освободившиеся места. Необходимо, однако, понимать, что негодование общества было вызвано скорее подозрением, что ядовитая краска на одежде нанесет вред конечному потребителю: лавикандцу.

Но представление о бессистемном найме руони совершенно не соответствует действительности. Среди них давно уже сложилось пять больших профессиональных групп, разделенных жесткими границами.

Первую составляют, конечно, уже описанные выше крестьяне.

Вторая, наиболее привилегированная среди городских — строители. До квалифицированного серьезного строительства руони, конечно, не допустят: для этого есть гегра. Но для перестройки хутунов, размешивания раствора или дробления камня туземцев нанимают постоянно.

Третья группа, так же пользующаяся определенным почтением, это мусорщики и золотари. Для лавикандца такая постановка вопроса невозможна: конечно, кафа и гегра в городах метрополии занимаются и тем, и другим, но никто не считает это респектабельным делом (разве что если ты — хозяин большой мусорной свалки или канализационной сети). Однако для руони в Западном Мороре это и стабильный заработок и потенциальное золотое дно. Мусор, выбрасываемый лавикандцами, для руони часто неплохая находка: из одного рваного и потертого худдского халата можно сообразить куртки для двоих туземцев и еще останется материала на традиционную шапочку. Гегра же, если он не совсем нищий, из потертой ткани ничего себе шить не будет, он лучше купит — или сам сделает — дешевую, но качественную. Благодаря этому целые кланы руони постоянно живут под большими лавикандскими городами в колониях, то и дела сталкиваясь с местными ниндуа. Ниндуа, впрочем, их гоняют.

Четвертую, и уже заметно менее респектабельную группу составляют руони-чернорабочие. В наши дни они преимущественно заняты как раз на опасных мануфактурных производствах: красят ткани, растирают минералы, ассистируют на больших кузнях. До военного или особо дорого производства их, конечно, тоже не допускают — но хватает и просто грязной работы, на которой нужно работать много за неприлично маленькие по меркам империи деньги. Впрочем, для руони это деньги иногда немалые: на них можно купить добытую кем-то и принесенную в кварталы туземцев еду. (И лучше не интересоваться, откуда она взялась, потому что “украдена” — еще не худший вариант ответа).

В самом низу этой условной лестницы находятся пятая профессиональная группа руони: нищие. По сути дела они не столько нищие, потому что руони не так богаты, чтоб много давать милостыню даже при храмах, сколько мелкие воры. На серьезные криминальные дела туземцы, как правило, не замахиваются: возмездие кафа будет быстрым и безжалостным. Так что промышляют они совсем уж мелкими кражами, такими, что с высоты синдикатов они никому и не заметны. Лавикандцы, поймавшие нищего руони на краже, вряд ли потащат его в ВОТ: скорее просто побьют. В этом есть и хорошая сторона (суд скорее всего приговорил бы туземца к казни) и плохая — в небогатых кафских или гегрийских кварталах могут и насмерть забить. За убийство руони никакой ответственности все равно не будет.

Все описанное выше касается преимущественно мужчин-руони: женщины традиционно остаются дома и занимаются ремеслами. В последние века, однако, все больше женщин можно встретить на мануфактурах.
 

Адани

Если профессиональные группы руони отделены друг от друга действительно жестко, то такие же группы у адани, напротив, довольно расплывчаты. От силы процентов 20 руони выбирают профессию, отличную от родительской — а у адани такое случается сплошь и рядом. Вот только профессиональных групп у адани всего четыре.

Первая — это собственно скотоводы. Нужно учитывать, что заведение зебу, местных коров, для морорца не такая уж простая задача: нормальная корова примерно вдвое выше туземца. Рассвирепевший бык, который и для брэ может представлять немалую опасность, для морорца — смертельная угроза. Тем не менее стада адани очень велики, и коров не только разводят на мясо (которое потом продают лавикандцам) — на них еще и ездят, но не верхом, конечно, а запрягая их в повозки. Скорее всего и идея колеса, и даже идея запрягать быков была взята морорцами у гегра — те-то в метрополии запрягали зебу испокон веков. Дискуссия ведется лишь насчет самих коров: одни считают, что их передали туземцам сами гегра, другие — что адани повторно одомашнили сбежавших и одичавших от колонистов животных. Эта профессиональная группа адани особенно велика — в нее входит большинство и мужчин, и женщин.

Вторая по величине группа, правда, сугубо мужская — охотники. На севере и, особенно, на востоке Западного Морора до сих пор еще есть на кого поохотится, а некоторые хищники (прежде всего — крупные нелетающие птицы) представляют немалую опасность и для стад, и для людей. Так что охотники редко сидят без дела. Надо отметить, что именно из охотников-адани набирается значительная часть «егерей» — элитных туземных частей.

Третья группа — это ремесленники. В ней тоже есть и женщины, и мужчины. Занимаются они изготовлением повозок-жилищ, разнообразной упряжи, простейшей посуды, дублением шкур. Большую часть нужных им товаров адани покупают (или выменивают) у торговцев-кафа или себави.

Наконец, четвертая группа, самая маленькая, сложилось не так уж давно — когда новые наделы феодалов брэ были нарезаны слишком близко к горам, а мкази окончательно определились с набегами. Это бойцы. Ветераны «егерей» не возвращаются в охотники — у них как раз возраст смены профессии, и есть возможность заняться более опасным, но и более прибыльным промыслом. Бойцы — это мужские союзы либо родичей, либо армейских друзей, организованно поступающие на службу к феодалам. Это удобно — раб он и есть раб, солдатом кланового войска он не считается и в числе не ограничен. Их задача — стационарно охранять подходы в горы. Не столько даже драться с мкази, сколько обнаруживать и отпугивать их, оповещать феодала о незваных гостях с гор и держаться, покуда не подойдет клановое войско. Такие дозоры мкази регулярно вырезают, но те, что живы, получают регулярное и на морорский счет щедрое жалование.

Адани никогда не остаются на одном месте, а это создает определенные трудности, так как формально все они считаются рабами, а земли предгорий Западного Морора разделены между феодалами-брэ. На практике это приводит к тому, что феодалы, как правило, собирают подать раз в год с тех кочевых групп, которая в этот раз остановилась ближе всего к их замку, а потом выдают старейшинам адани бумагу, чтоб ту же подать с них не взяли во второй раз. Адани эта система вполне устраивает, а вот брэ иногда втягиваются в серьезные конфликты из-за тех или иных кочевий. От серьезных клановых войн спасает только реальная угроза нашествия горцев-мкази. Она же, кстати, обуславливает лояльность адани своим «феодалам» — как бы ни были хороши туземные охотники, самим им с горцами не совладать.

Несмотря на мобильность адани — физическую и культурную — они тоже связаны определенными традициями. Смена профессиональной деятельности у них возможна, как и у руони, только на протяжении 10 лет жизни. Развита строгая система внутренней иерархии — подпаски подчиняются пастухам, те — старшинам и т.п. Главная же проблема в том, что адани остаются довольно мало развитыми, особенно на фоне своих соседей руони и себави. Мало кто из отслуживших в армии охотников возвращается назад в свои кочевья. Опытным ремесленникам тоже все чаще удобней селится в городах, а те, кто хочет повидать мир, переходят в руони и нанимаются батраками-поденщиками к крестьянами или вступают в число нищих и разнорабочих. Как бы ни была тяжела жизнь руони в городах, она стабильней и зачастую комфортней жизни адани, сильно зависящих от климата, набегов горцев и жадности феодалов.
 

Руони и адани живут в Лавикандском Мороре уже очень давно — столько, сколько сами лавикандцы помнят Морор. Империя не обращает на них ровно никакого внимания, позволяя им сохранять то, что они желают сохранять, и никак не удерживая там, где они не желают оставаться. Морорец на Западе — тень лавикандца.

Вот только совершенно очевидно, что без руони и адани, не имеющих зачастую никакого представления об империи, ее делах и проблемах, Империя в Мороре не смогла бы существовать.